Новый Город

Іван Брашеван.

 ПОЛЕГЛИХ ДРУЗІВ ГОЛОСИ

Війну не забалакать, не забути,

Була війна. Священная война.

До неї мої спогади  прикуто,

Застигла в моїй пам’яті вона.

Давно її нема у ріднім краї,

Мовчать світанки, виткані з роси,

Але ще й досі голоси лунають,

Прислухайтесь – то мертвих голоси.

Доноситься: «Ура! Вперед! В атаку!»

А далі: «Мамо, рідная, прости…»

Триповерховий мат фашистам клятим,

Тривожні, злі, охриплі голоси.

Над полем котиться смертельна в’юга,

Деркочуть  танки, кулеметний тріск…

І чути пісню: «Верная подруга,

Ты за сыночком нашим присмотри».

Примовка Колі Рижкіна постійна:

«Хоть грудь в крестах, хоть голова в кустах».

Поліг кістьми в околицях Берліна,

Не дослуживсь до ордена  – хреста.

А мене й досі будить серед ночі

Ця поговірка, мудра і проста.

І чую: мертві губи ще шепочуть:

«Хоть грудь в крестах, хоть голова в кустах».

Сплять лихоліття, стомлені війною,

Під покривом червневої роси,

А я вчуваю, як ідуть за мною,

За мною слідом їхні голоси…

ЩИТ И МЕЧ

Тот случай в сорок пятом был, в апреле,

В огне возмездья города горели,

Гремели орудийные раскаты.

С востока шла в Германию расплата.

Из-за лесочка, рейдом, с разворота

Неслась к поселку танковая рота.

Стволы снаряды сплевывали сухо.

Вел роту старший лейтенант Слепуха.

Остановились в выжженном квартале:

Сориентироваться надо. Танки стали.

Напротив, в доме, пламенем объятом,

В четвертом этаже, иль выше, в пятом

Танкист увидел головы детишек

И вопли услыхал: на помощь кличут.

По лестнице пожарной – выше, выше…

В дыму кромешном он нырнул под крышу.

Мгновенья потянулось длинным строем…

Вдруг из подъезда вынырнули трое:

Танкист с девчонкой на руках, за ними

Мальчонка шел, вцепившись за штанину.

Навстречу – мать. Скорей детей в охапку,

Седой старик смахнул слезу украдкой.

Взрывели танки. Круто, с разворота,

За дымом скрылась танковая рота.

Туда, где убегала волчья стая,

Расплата шла, карая и спасая.